Камера обскура

Ну конечно! Но не только об этом — вообще о демоне, об этом искушении. Он этого демона старался ущучить всю жизнь. Лилит, Лаура в «Лаура и ее оригинал». «А «Машенька» — проба пера с немотивированной развязкой, когда Ганин, грезивший о встрече с девушкой, вдруг в угоде фабуле исчез со своим чемоданом…» Нет, это сквозная тема Набокова — бойтесь осуществляющихся желаний, бойтесь фабул. Вот бойтесь, когда в вашей жизни начинает осуществляться фабула. Это страшно действительно, потому что… Понимаете, проникновение литературы в жизнь не надо путать с тем, что жизнь подражает литературе. Подражает она всегда, потому что литература очень соблазнительна и хорошо написана. Но бойтесь, когда в вашей жизни…

«Задумка» применительно к Набокову, конечно,  – это ужасное слово. Набоков очень глубоко укоренен в Серебряном веке, и «Ultima Thule», и «Бледный огонь» – это переписанная «Творимая легенда» Сологуба. У меня об этом подробная лекция. Догадка о том, что жизнь проходит в двух мирах. Есть Terra и есть Antiterra. Это и в «Аде» выведено, и это есть и в «Навьих чарах» Сологуба, где Триродов одновременно и дачный сосед, и король маленького островного государства, 

Про симметрию я там не убежден. Хотя симметрия, бабочка, симметричность собственного пути, о котором он так заботился,  – он любил такие симметриады и любил, когда в жизни все симметрично. Это казалось ему еще одним…

«Задумка» применительно к Набокову, конечно,  – это ужасное слово. Набоков очень глубоко укоренен в Серебряном веке, и «Ultima Thule», и «Бледный огонь» – это переписанная «Творимая легенда» Сологуба. Догадка о том, что жизнь проходит в двух мирах. Есть Terra и есть Antiterra. Это и в «Аде» выведено, и это есть и в «Навьих чарах» Сологуба, где Триродов одновременно и дачный сосед, и король маленького островного государства, 

Про симметрию я там не убежден. Хотя симметрия, бабочка, симметричность собственного пути, о котором он так заботился,  – он любил такие симметриады и любил, когда в жизни все симметрично. Это казалось ему еще одним доказательством…

По-моему, это бред, но Игорь Смирнов настолько интересный человек. Никогда не поймешь: он шутит, стебается, или это такая теория. На самом деле у Игоря Смирнова, как мне представляется, совершенно конкретная задача, когда он расшифровывает город Юрятин, как нить Юры в «Докторе Живаго», когда он выдвигает совершенно безумные гипотезы о «Докторе Живаго» как о романе тайн, когда он Владимира Набокова интерпретирует как хроникера советской литературы. Мне кажется, что это в общем никого отношения к реальности не имеет, но как интеллектуальное упражнение очень интересно, почему же нет?

Насколько можно судить по напечатанным карточкам, «Лаура и ее происхождение» (или «Лаура и ее оригинал», или «Происхождение Лауры») — это третий подступ Набокова (а, может быть, даже и четвертый, считая «Камеру обскуру») в борьбе с демоном по имени Лилит. Грешная, соблазнительная, неутомимая в любви, страшно очаровательная женщина, которая является идеальной и абсолютной соблазнительницей. Первый подступ — это «Камера обскура», где появляется вот эта девочка из кинотеатра, соблазняющая Кречмара; второй подступ — это, безусловно, Лолита, правда, Лолита являет собой не столько демона, сколько несчастного ребенка, который наделен на свою беду такой невероятной соблазнительностью.…

Я об «Аде» довольно много всего думаю. Я не считаю «Аду» лучшим набоковским романом, но люблю ее чрезвычайно. Мне кажется, что «Ада» — это история о том, что бывает с любовью, лишенной всех препятствий, поставленной в идеальные условия. Любовью, которая является самоцелью. И она вырождается, ничего не поделаешь. И «шлюшка Ада» — это авторское определение мне кажется близким. Мне кажется, это тот же самый ужасный демон, который и в Лилит, и в Лолите, и в Мариэтте с Кругом в «Bend Sinister», и в Лауре из «Лаура и ее оригинал». Мне кажется, что с этим демоном он боролся всю жизнь. Да и Ван Вин, в общем, представляется мне довольно неприятным персонажем. Мне кажется, что сцена в лупанарии — автоописание…

Знаете, вторая книга всегда плохая, такова авторская примета и авторский страх. Дело в том, что это попытка Набокова (попытка, в общем, обреченная) стать своим в литературе Запада, сориентироваться на нового читателя. В «Камере обскуре» он попытался это сделать более успешно, мне кажется. Но «Король, дама, валет» — это не самый набоковский роман, не слишком для него органичный, хотя и очень хорошо написанный, и там есть прелестные куски. И потом, там совершенно прелестный образ этого мужа, который для своего магазина игрушек придумывает новые и новые фокусы. Бесконечно трогательный человек, который всегда чудом уцелевает, несмотря на все, дешевые довольно и наивные злодейства своей жены и…

Если рассматривать в целом набоковское творчество (а у него инвариантов, сквозных тем, я бы сказал, навязчивых фобий довольно много), то это тема такой женщины-демона, демонической женщины-искусительницы, Лилит, Лолиты, нимфетки, которая постоянно возобновляется у него как навязчивая греза, как страшненькая эта Мариэтта в «Bend Sinister» и как Магда в «Камере обскура», как Лилит в стихотворении конца 20-х, как Лаура в последнем романе. Отчасти какие-то черты этой нимфетки есть и в «Аде», хотя Аде на протяжении романа от двенадцати до семидесяти лет, или больше. Но мы видим, собственно, в первой части — самой большой и самой удачной — двенадцати— и шестнадцатилетней. Так что это тот же самый…

Не думаю так. Мне кажется, Набоков — очень внятный писатель, а Ходоровски — довольно невнятный режиссер. Не знаю почему, но вот почему-то есть такое ощущение. Видите, гротеск, абсурдность — это хорошие все вещи, но почему-то они очень редко соседствуют с внятностью, с увлекательностью и так далее. А «Приглашение на казнь» — это как раз книга в высокой степени драматичная, трагическая. Вот Шванкмайер, может быть, мог бы, у него есть такие замечательные гротескные сочинения. Но тоже не хватает ему, мне кажется, набоковской, что ли, моральной четкости, такого набоковского пресловутого морализма.

Я не смотрел экранизацию «Отчаяния» Фасбиндера с Дирком Богардом. А вот не помню, ставил ли он…

Видите ли, «Лолита» и «Камера обскура» — не единственные произведения Набокова, посвящённые Лилит. Лилит — это монстр, вот это создание исключительной чувственности, ну, пра-Ева, до-Ева. Другое дело, что у него менялось отношение к этому персонажу. Этот же ребёнок, рано лишившаяся невинности нимфетка — она появляется и в «Аде». И Ада — точно такое же чудовище, к которому, кстати, Ван, ещё один бес, никогда не охладевает.

Обратите внимание, что всегда бесовщина маркирована у Набокова густым волосом, который растёт на груди и вообще по всему телу у главного героя. Вот он растёт у Вана и растёт у Фёдора Годунова-Чердынцева. Я поэтому всегда подчёркивал, что настоящий герой «Дара», конечно,…

Нет, не любовь слепа. Ну что вы? «Любовь слепа»,— это там произносит один из самых пошлых персонажей. Тема слепоты вообще у Набокова очень важна, но Кречмар слепнет физически. Он слеп именно потому, что он не видит второго дна жизни. А видит его Горн — отрицательный персонаж, мерзкий. Вот если бы можно было взять Горна и представить его себе творцом настоящим, а не просто такой пародией на творца, наверное, мы получили бы. Но у Набокова почти нет таких героев. Ну, есть, наверное… Боткин в «Бледном огне», пожалуй, но ведь Боткин безумен. Поэтому трудно сказать, есть ли у Набокова такой герой. У него очень много таких героев, как Куильти, как Горн, как Герман в «Отчаянии» (даже и зовут их похоже — Горн,…