Антон Макаренко

Конечно, есть. Надо ставить великие задачи, в том числе перед детьми. Необязательно при этом заниматься трудовым воспитанием, а просто делать лучший в мире фотоаппарат, ещё что-нибудь такое. Я думаю, что Корчак, Макаренко и Сухомлинский, конечно,— три главных педагога-практика XX века. Я назвал бы и Сороку-Росинского, моего любимого педагога, но Сорока-Росинский — это слишком индивидуально, там все было слишком «в руках». Он своей теории не построил. Если бы он успел о ШКИДе написать теоретическую работу, то, наверное, она была бы величайшей. Я, кстати, «Республику ШКИД» до сих пор числю среди самых любимых, пристрастно любимых книг. Не в пятерке, но в десятке уж точно.

То, что мне ближе Сорока-Росинский, бесспорно. Макаренко был очень душевно здоровым человеком. Сорока-Росинский прибегал к полной невротизации детей, почему его школа и называется именем Достоевского. Он полагал, что постоянные ситуации нравственного выбора и самоуправления, и решение каких-то дилемм нравственных ребенка взрослит, делает его взрослее. А Макаренко полагал, что вся суть в коллективном труде, но только интеллектуальном, разумеется, и умном, умелом, квалифицированном, в трудовом процессе. Макаренко, как человек более здоровый, более привлекателен для людей его склада — простых, добрых, ясных. Сорока-Росинский не зря назвал свою «ШКИД» «ШКИДом» — «Школой имени…

Знаете, я, собственно, не так уж и противопоставляю. Дело в том, что для меня Корчак и Макаренко — это не то что мастера коллективной педагогики, коллективной психологии, это не главное. Они интересны прежде всего тем, что они ставят перед детьми серьезные задачи.

Педагогика по Корчаку — это отношение к ребенку как к взрослому, с максимальным доверием. В школе должен быть суд, в школе должна быть своя экономика, в школе должна быть газета. И в школе должна быть возможность переизбрать начальника. И Корчаку пришлось уйти из коммуны, потом он туда вернулся в другом качестве. Это понимание того, что ты обреченный король этой страны, когда тебя рано или поздно сместят, или ты должен передать…

Видите ли, Корчак гораздо шире своей книги «Как любить ребёнка». Ну, прежде всего Корчак — гениальный писатель. Одной из самых сильных книг моего детства, которые меня потрясли по-настоящему… То есть я помню свои ощущения от того, что книга недостоверно хороша, что книга не может быть так хороша. А что мы называем точным? Точное совпадение с нашими мыслями, с какими-то потайными чувствами. Очень многие, кстати, признавались, что книга Корчака «Король Матиуш Первый» (и её продолжение) подействовала на них, как их тайный подслушанный дневник, как их собственные мысли. Я очень любил эту книгу. До сих пор помню эту большую красную квадратную мину.

Что касается «Как любить ребёнка».…

Что касается Макаренко. Я не думаю, что у Горького было время и силы внимательно редактировать «Педагогическую поэму». Почему «Педагогическая поэма» не похожа на остальные его сочинения? А какие остальные сочинения вы имеете в виду? «Флаги на башнях»? «Флаги на башнях», по общему мнению, были художественной неудачей, поэтому такие и пародии жестокие на неё писали. Достаточно посмотреть Архангельского пародию. Поэтому Фёдор Левин так жестоко её критиковал, и вынуждены были защищать Макаренко его воспитанники, которые, как конармейцы на Бабеля, обрушились на журнал «Литературный критик». Макаренко был до некоторой степени неприкосновенен.

Видите ли, в чём дело? Как мне…

Одно другому не мешает: пролетарский писатель вполне себе может быть религиозно-философским. И даже я скажу вам больше… Правда, Горький не совсем тянет на религиозно-философского писателя. Если взять его богостроительскую вещь «Исповедь», там доказывается, что бога еще нет, но он будет. Это интересная точка зрения, но на уровне каламбура. А если говорить о Горьком всерьез, то мне представляется, что он гениальный новеллист, замечательный сюжетчик, писатель и не пролетарский, и не религиозно-философский, а он просто такой замечательный критик концепции человека, он писатель античеловеческий. Ему кажется, что человек — это проект, который надо переплавить, переделать. Эта же мысль и в…